(1881—1973)
Тот, кто не искал новые формы,
а находил их.
История жизни
Женщины Пикассо
Пикассо и Россия
Живопись и графика
Рисунки светом
Скульптура
Керамика
Стихотворения
Драматургия
Фильмы о Пикассо
Цитаты Пикассо
Мысли о Пикассо
Наследие Пикассо
Фотографии
Публикации
Статьи
Ссылки

На правах рекламы:

• Прием в ремонт ноутбуков спб.

Глава V

Пикассо не был в Барселоне с весны 1904 года. Спустя два года он все еще прислушивается к матери, которая будет посылать ему письма и вырезки из барселонской газеты «Нотисьеро». Ее очень занимала Фернанда, это было больше чем простое любопытство. Если Пикассо все меньше любил отца, у которого все более суживался кругозор, то мать его с возрастом становилась все мудрее и, независимо от того, насколько понятным для нее было его искусство, обожала сына все сильнее.

«Неожиданный визит в конце апреля сделал для Пикассо возможной поездку в Испанию, и даже вместе с Фернандой. Аполлинер привел с собой в Бато-Лавуар Амбруаза Воллара.

Пикассо с Фернандой были в студии, там же были и Макс Жакоб, и Андре Сальмон. К общему удивлению всех присутствующих, дилер, который незадолго до того называл Пикассо безумцем, предложил продать тридцать картин и оставил две тысячи франков, что оказалось для них невероятной суммой, которая была более чем достаточной для покрытия всех их расходов вперед на три года. Это особенно обрадовало Макса, который несколько лет назад, когда Пикассо был болен, пытался продать Воллару один из пейзажей своего друга. «Колокольня как-то странно изогнута», — сказал тот презрительно и с этим, не желая тратить попусту время, повернулся к Максу спиной. Теперь Макс торжествовал, поскольку Воллар, погрузивший в фиакр, который привез его па Монмартр, тридцать холстов, должен был усесться вместе с кучером, ибо ему в фиакре не хватило места. «Мы с Максом, — писал Сальмон, — вытаращили на это глаза. (Он) не говоря ни слова, сжал мою руку, в глазах у него стояли слезы».

Наконец-то у Пикассо были деньги и он мог в пристойном виде вернуться домой. Голос Фернанды напоминает нам, что в ее жизни это было первое путешествие.

«Я провела ночь без сна. Мы ехали в купе третьего класса, я была очень возбуждена и почти больна... измучена и очень печальна.

В Испании пересели в первый класс, иначе поездка была бы невыносима. Я снова немного перевозбудилась, но к семи часам вечера, когда мы прибыли в Барселону и оказались в самой середине бушующей каталонской манифестации, я пришла в отчаяние от всего, что нас окружало, и ударилась в слезы. Я умоляла Пабло увезти меня обратно в Париж. Он любил меня и совершенно не мог видеть моих слез. Уверена, что, если бы рядом оказался поезд, отправляющийся в Париж, мы бы сели в него. К счастью, такого поезда не оказалось.

В отеле «Англетер» на площади Каталонии, приняв ванну, я позволила себе отдохнуть, под безнадежным взглядом Пабло, и заснула, не пообедав. На следующий день я встала, отдохнувшая и свеженькая, решив никуда не уезжать. Дорогой Пабло, он ожидал всего, чего угодно, и думал лишь о том, как бы сделать меня счастливой, даже за счет своего удовольствия. Если исключить его работу, то самым важным в его жизни была его женщина, которой в ту пору была я. Мне хотелось бы сказать, что он любил меня, поскольку я уверена, что, несмотря на то что последовало позже, я была и величайшей любовью его жизни, и его величайшим мучением».

Они провели пару восхитительных недель в Барселоне, и Фернанда произвела сильнейшее впечатление на семью и друзей своей красотой и изысканностью. Аромат ее духов возвещает о ее приближении и остается после того, как она уходит.

Неожиданно она видит Пикассо в неизвестном ей ракурсе.

«Пикассо, которого я увидела в Испании, оказался совсем другим человеком; он был веселым, не таким диким, более блестящим и оживленным, с более спокойным, уравновешенным отношением ко всему вокруг, даже каким-то легкомысленным. Он излучал счастье...»

Вслед за великолепным настроением пришло желание снова поработать в испанской деревне.

«Пабло решил отправиться в Госоль, маленькую деревню в Пиренеях недалеко от долины Андорры... Для того чтобы туда добраться, необходимо было несколько часов ехать на муле. Иногда горная дорожка так сужалась, что камни скалы оцарапывали ногу и руку, однако при виде бездонной пропасти с другой стороны тропинки я закрывала глаза, чтобы не кружилась голова...»

По прибытии в Госоль она находит деревушку «очаровательной». Там, высоко над уровнем моря, чистый воздух и можно видеть облака, проплывающие внизу. Местные жители оказались очень дружелюбными и гостеприимными, и вся атмосфера была замечательной. «Почти все занимаются контрабандой. Похоже, мы нашли счастье».

Девятьсот жителей этого места испокон веков занимались сельским хозяйством, овцами, козами, крупным рогатым скотом. Место слегка напоминает Орта-де-Эбро. В нем только одна гостиница, «Каль Тампанада», где и остановились Пикассо с Фернандой, и Пикассо счастлив снова быть среди людей, говорящих только по-каталонски.

«Виды вокруг — великолепны. С одной стороны гряды Китайских гор, с другой — вздыбленные пики Педрафорки.

Деревня была — и такой и остается — очень здоровым местом «с хорошим воздухом, хорошей водой, хорошим молоком и хорошим мясом», как мне сказал в своем обычном лаконичном стиле друг Пабло, доктор Синто Ревентос, который часто направлял в деревни своих пациентов...

...Красоты этой природы оказали сильнейшее воздействие на Пикассо, он посвежел, стал гораздо бодрее, его легкие наполнились чистым горным воздухом, его воображение заработало.

Должна раз и навсегда заявить, что почва Госоля вовсе не охристая, как считают многие, а серая. Только после многочисленных прогулок вокруг деревни и тщательного разглядывания окрестностей мы смогли понять этот истинный цвет, который Пикассо ввел в свою палитру. Госоль — это деревня, которая гнездится на склонах гор, и поэтому при взгляде вниз или на противоположный склон всегда видны черепичные крыши соседних домов на ближайшей улице. Не перестаешь удивляться разнообразию оттенков охры в этой черепице, иногда это живой желтый, иногда — коричневатый или ржавый. Думаю, что эти цвета, по контрасту с серым в Париже, очень привлекали Пикассо и отобразились в его работах».

Фернанда отмечает, что благодаря простой пище и долгим прогулкам здоровье Пикассо значительно улучшилось. Такие прогулки, вроде бы для удовольствия, служили прикрытием для перехода границы с Андоррой, Пикассо подружился с удивительным стариком, контрабандистом Жозепом Фонтдевилой, который стал его самым близким другом в Госоле. Ричардсон так описывает занятия контрабандой:

«Это то, что Пикассо лучше всего запомнил в Госоле. Риск, азарт, прибыль, противостояние благородных преступников враждебным силам закона и порядка — все это делало контрабандистов теми, с кем он мог бы идентифицировать себя».

Художник, выходец из среднего класса, не только ведет войну со своим незнатным происхождением, но и неким странным, извращенным образом пытается облагородить своих предков. И тогда он превращается в подобие Робин Гуда, пытающегося подать милостыню бедным духом, такой же погруженной во мрак семье среднего класса, из какой и он сам происходит. Разумеется, Пикассо не мог не полюбить старого контрабандиста.

Горный воздух заменил сигаретный дым кафе, и впервые за многие годы Пикассо остался один на один со своими инстинктами. Во многом его хорошее состояние явилось результатом уверенности в своей работе; вполне можно допустить, что он рассматривал непрерывную, успешную работу как благодать, ниспосланную свыше.

Неправильно было бы думать, что только в работе он черпал силы. Просто благодаря ей он убеждается в стойкости своей натуры, и потому его ничто не может остановить. Подобная самооценка была необходима, иначе он был бы гением только лишь для своих друзей. Работы того периода, без сомнения, отражают его спокойствие и уверенность в собственных силах.

Вскоре после возвращения в Париж Пикассо вступает на новую, потрясающую стезю, поэтому разумно было бы предположить, что в Госоле он прощался со всем, что познал в живописи за свои двадцать пять лет. Казалось, ему доставляло наслаждение чувственное соединение со всем, чего он достиг к этому моменту, и возможность представить все образы, все технические способы, в которых он уверенно ощущает себя мастером. Депрессия, а с ней он входил в голубой период, осталась далеко позади.

Однако произошел случай, который разрушил всю уверенность, так радовавшую Пикассо в Госоле. В нем всегда жила мысль о том, что человеческая жизнь есть всего лишь прелюдия к катастрофе, и теперь его интуитивный страх снова ожил. Да с какой силой! Вскоре после того, как он закончил портрет внучки контрабандиста Фонтдевилы, эта десятилетняя девочка слегла с брюшным тифом. Если правильно предположение, что Пикассо верил в живопись как в магическую защиту от злых сил, то тогда справедливо и обратное: магия — это азартная игра, в которой участвует человек, осмелившийся изменить существующий порядок жизни, что управляет каждодневным существованием. Учитывая ставки, стоящие на кону, магия должна быть безупречна. Потому что если допущена какая-либо ошибка, то человек загоняет в ловушку и себя. и своих близких. И чародей, чье проклятие или благословение не достигает цели, приходит в ужас, что и случилось с Пикассо, когда заболела девочка. Неужели ему снова придется увидеть вскрытие мертвого ребенка, как это было в Орте, снова увидеть рассеченную надвое голову?

К немалому разочарованию Фернанды, Пикассо решил немедленно уехать. Еще до рассвета они выехали на мулах из Госоля в город Беллвер. Там они должны были пересесть в экипаж, который довез бы их до Экса, откуда уходили поезда в Париж. Однако по дороге они столкнулись со стадом бегущих ослов, что чуть не привело к катастрофе, потому что от столкновения с ослами холсты и поклажа разлетелись в разные стороны. Погонщики в конце концов водрузили все вещи обратно на мулов, но при этом караван уже не поспевал в Беллвер до ночи. Пикассо, увидевший во всем этом дурное предзнаменование, почти заболел. Дальше рассказывает Фернанда:

«Наконец мы вернулись в Париж и обнаружили, что студия раскалена августовской жарой. Все, что можно было грызть, — сгрызли полчища мышей. Не найдя ничего лучше для еды, чем мой желтый зонтик и длинную рубаху, которую я забыла, хотя всегда надевала ее, чтобы выглядеть шикарной, мыши все это превратили в конфетти. Я несколько растерялась, но хуже было, когда, улегшись спать, мы обнаружили, что за время нашего отсутствия в кровати поселились клопы. Мы эмигрировали на диван, но они нашли нас и там, и мы и оттуда сбежали, уж и не помню куда. Пришлось, чтобы привести студию в порядок, жечь там серу».

Все эти непонятности вернули Пикассо хорошее настроение. Если все, что случилось в дороге, надо было рассматривать как всепроникающее проклятье, то расплата в виде мышей и клопов была не так уж велика. Фернанда лишилась зонтика и рубашки, а он отделался лишь серным дымом в студии. Ничтожные неприятности!

Вскоре после возвращения Пикассо закончил портрет Гертруды, где вместо лица изобразил маску. В следующие шестьдесят пять лет он часто будет делать вместо лиц маски. Раз форма может представлять более чем один объект, то маска послужит множеству мужчин и женщин как естественный прототип; лицо может выглядеть или как чайник для заварки, или как торс, или как расколотый камень.

И вскоре, уже в Париже, Пикассо снова делает портрет контрабандиста Фонтдевилы — в виде маски. «Авиньонские барышни» приближаются. Но пока еще Пикассо так заворожен изломанными формами черепа контрабандиста, что повторит их шестьдесят шесть лет спустя, когда сам Пикассо, после бесчисленных уверток, приближается к девяностолетию и уже видит перед собой свою смерть.

Всю зиму, снова и снова будут появляться рисунки, напоминавшие о Фонтдевиле. В более зрелом и более грубом стиле Пикассо теперь можно увидеть намеки на будущих «Барышень». Лицо Фонтдевилы неожиданно проявляется в облике женского торса или в вазе, и какое-то еле уловимое сходство с костяком контрабандиста можно увидеть в каждом рисунке изломанных конечностей или контуров тела.

Загадка Фонтдевилы ставит в тупик. Почему он с такой настойчивостью присутствует в работах художника? Поскольку он был контрабандистом, а значит, преступником, и дожил до преклонных лет, то это, несомненно, что-то значит для Пикассо. Жить против законов общества и даже внушать уважение — вот в чем хитрость.

Так или иначе, Пикассо поглощен формами лица Фонтдевилы, художника бесконечно интригует искривление костей его лица. Кажется, что угловатость скул намекает на будущую изломанность форм, лиц, нарисованных так, будто мы обходим их со всех сторон и видим профиль, фас и три четверти лица одновременно.

Здесь представлены рисунки 1932, 1939 и 1943 годов.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2024 Пабло Пикассо.
При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна.
Яндекс.Метрика