Весной 1932 года, во время очередного из свойственных ему периодических взрывов энергии, Пикассо выполнил серию больших холстов, и некоторые из них были показаны тем же летом на большой ретроспективной выставке в галерее Жоржа Пти. Он открыл для себя новую, причем весьма чувственную, версию обнаженной женщины с неотразимо соблазнительной наготой. Большинство этих фигур, выписанных с помощью текучих кривых, лежат и спят, а их руки охватывают голову. В нескольких таких картинах на заднем плане прорастает неистовый филодендрон. Груди спящей округлы и налиты подобно зрелому плоду, а ее руки оканчиваются на манер стеблей летней травы. Профиль лица, обычно с закрытыми глазами, нарисован одной смелой кривой, объединяющей лоб и нос над толстыми чувственными губами. Абрис последних, гибкий и легко распознаваемый, повторяется у всех обнаженных и дает ключ к их происхождению.

Новой моделью Пикассо, чье сладострастное влияние так настойчиво отображается во всех этих холстах, как правило, больших по своим размерам, стала Мария-Тереза Вальтер — молоденькая девушка¹, встретившаяся ему совершенно случайно некоторое время назад и привлекшая художника своей крепкой, здоровой фигурой, обликом скандинавской блондинки и странной отчужденностью. Она всегда вела себя согласно собственной сиюминутной склонности, меняя свое настроение или образ жизни совершенно непоследовательным образом, — как если бы ею управляли фазы луны или даже некие иные силы, еще менее измеримые и подконтрольные. Девушка эта обладала здоровой грубостью, которая в сочетании с нетрадиционностью манер образовывала полный контраст с Ольгой и тем миром, куда та втянула своего мужа, — миром, урезавшим свободу Пикассо и пытавшимся навязать ему жизнь, которую он находил нудной и, в принципе, презирал². Массивные гипсовые головы, сделанные в Буажелу, тоже были вдохновлены Марией-Терезой. Высоко посаженные на длинную, сужающуюся шею, они кажутся отделенными от земли и плавающими над ней подобно луне, которая мчит, сломя голову, сквозь облака. Глаза иногда рисуются на поверхности лица, причем с глубоким разрезом, а в других случаях они моделируются наподобие шарика и сопутствуют щеке вроде спутника.

Разговаривая однажды со мною, Пикассо сказал, как ему жаль, что в работе над этими головами он когда-то исказил и испортил свое первоначальное намерение. Трудясь ночью в мастерской в Буажелу, он сначала построил очень сложную конструкцию из проволоки, которая выглядела абсолютно непостижимой, пока свет не спроецировал ее тень на стену. В тот момент отбрасываемая тень стала разительно похожа на профиль Марии-Терезы. Он был в полном восторге от того, какую тень давала эта масса, иначе остававшаяся непонятной. Но, как сказал Пикассо: «Я продолжал работать, добавил гипс и придал всему этому существующую по сей день форму». Тайный образ был потерян, но зато появилась другая, более долгоживущая и богатая версия, которую видят сегодня все. И он добавил: «Когда работаешь, сам не знаешь, что из этого получится. И дело тут не в нерешительности; суть в том, что, работая, ты меняешься, и вслед за тобой меняется твое творение».

Примечания

1. Ей было 17 лет. Что касается имени, то его транскрибируют по-разному в зависимости от предполагаемой национальности девушки: если она немка или, скажем, голландка, как на то указывают ее фамилия и внешность, то ее зовут Мария-Тереза, если же француженка, — то Мари-Терез. — Прим. перев.

2. Кроме всего прочего, Мария-Тереза, имевшая вид невинного ребенка, ничего не знавшая ни об искусстве, ни о Пикассо и интересовавшаяся совершенно другим — плаванием, гимнастикой, велосипедом и альпинизмом, — оказалась податливой и послушной ученицей, которая с готовностью шла на любые эксперименты и полностью повиновалась желаниям Пикассо. — Прим. перев.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница